Это самый большой кошмар моей жизни – быть лучшей.
Начался он еще во времена косичек с бантиками и пластмассовых пупсов и не отступал от меня ни на шаг на протяжении многих лет.
Сначала меня прорабатывали родители:
- Скушай кашку и будешь самой лучшей девочкой…
- Ты должна носить из школы только пятерки, чтобы быть лучшей ученицей …
- Если ты не планируешь стать вторым Рембрандтом, то и незачем переводить краски на свою мазню… Если решила стать художником, то надо быть самой лучшей…
И опять:
- Ты должна быть самой лучшей во всем…
К десяти годам я чувствовала себя страусом на бетонном полу – голова болит от попыток спрятаться, а так и остаешься на виду. Усугубляло это ощущение то, что еще в раннем детстве я поняла, что не буду самой лучшей никогда. Каша упорно в меня не лезла. Троек домой я, конечно, не носила, но и вундеркиндом не была, доказав свою середнячковость тем, что получила аттестат с равным количеством пятерок и четверок. А в институте выяснилось, что картины у меня хоть и хорошие, но до славы Пикассо и Рафаэля не дотягивают. Я не переживала, но родители были расстроены.

После первой сессии я познакомилась с Мишкой. Он благополучно довел до моего сведения мысль, что серой мышке вроде меня такие принцы и не снились. Это позволило ему на последнем курсе сводить меня в ЗАГС, а после института залечь дома, ожидая собачьей преданности, которую я с величайшей охотой демонстрировала. Искренне полагая, что у нас идеальная семья.

Мишка никак не мог найти работу по душе, а я с девяти до семи дизайнерствовала в рекламном агентстве, а вечерами «халтурила» дома. Не то, чтобы нам не хватало денег: ни у меня, ни у Мишки не было глобальных запросов вроде норкового манто или еженедельных походов по ресторанам, а квартира у нас была, доставшись по наследству от моей бабушки. Пусть однокомнатная, но зато отдельная, без родителей. Они, конечно, часто звонили и возмущались моим неправильным образом жизни. В основном из-за того, что Мишка жаловался им на то, что у меня никогда не хватает на него времени. Нет, разумеется, я готовила, убиралась, говорила ему, как сильно его люблю. Но среди красок и компьютерных программ мне было проще. Мои работы, были ли они написаны маслом и акварелью или с помощью растровой и векторной графики, были моими друзьями, с которыми я могла проводить всё свое свободное время. И я всё чаще скрывалась в своем уголке, отгородившись от семейных недовольств мольбертом.

Когда родилась Машка, Мишкины обиды утроились из-за того, что ему пришлось устроиться в редакцию небольшой газеты - моего домашнего приработка не хватало на то, чтоб прокормить семью из трех человек, а в рекламном агентстве с грудным ребенком работать было нереально.
Мишка приходил домой в половину седьмого, ужинал, укладывался на диване и читал нам с Машкой мораль. Точнее, читал мне, а Машка хлопала большими карими глазенками и стучала погремушкой по пирамидке.
- Ты понимаешь, как мне тяжело растрачивать свой творческий потенциал на составление идиотских рекламных модулей? – вопрошал меня муж с мукой в голосе.
- Попробуй найти место в рекламном агентстве, - искренне предлагала я. – Там намного больше платят.
- Там ненормированный рабочий день, - отрезал Мишка. – Я буду уставать, и мне некогда будет заниматься семьей. В отличие от тебя, я не настолько себялюбив и осознаю свою ответственность перед близкими мне людьми.
- Что же тогда делать? – привычно вздыхала я, наблюдая за тем, как Мишка занимается семьей: периодически показывает «козу» Машке и цитирует мне наиболее интересные отрывки газетных новостей.
- Может быть, тебе стоит выйти на работу? – предложил мне однажды Мишка. – Зачем сидеть дома, когда можно зарабатывать хорошие деньги? А Машку отдадим в ясли.
- Машке только год исполнился, я хочу побыть с ней дома еще несколько месяцев, - впервые возразила я. – А в яслях начнутся простуды, больничные. Я не удержусь на работе, и опять окажусь дома.
- За детьми в садах хороший уход, а болеют только незакаленные дети, - уговаривал меня муж. – За год она ни разу не болела, так что твои мысли о возможных простудах совершенная ересь.
- Не думаю, что ты прав, - решилась я на продолжение спора, и снова вернулся кошмар:
- Когда я на тебе женился, думал, что ты будешь самой лучшей женой, - прошипел Мишка, - а ты даже хорошей матерью отказываешься быть. В конце концов, у нас не хватает денег на ребенка, а не на мои капризы, так что могла бы не просиживать диван, а сделать по-моему. Для нашего же общего блага…
Я пообещала подумать и через неделю подала на развод, устав от вечеров, пропитанных невыплеснутой яростью и высказанных гадостей.
Потом был суд, на котором мой уже бывший муж грозился отнять Машку и лишить меня материнских прав, мотивируя это моим безответственным отношением к близким людям. Потом сложный год работы на дому, благо, рекламное агентство, в котором я раньше работала, подкидывало заказы. Постоянное осуждение родителей, цитировавших Мишкины слова о моей безалаберности. Но я привыкла не быть самой лучшей. И меня это почти не трогало.
Отправив Машку в детский сад, я снова вышла на работу и, отгородившись от всех девятнадцатидюймовым монитором, продолжила жить. Не всем же быть самыми-самыми. Кому-то суждено всегда оставаться серыми мышками. Со временем к этому привыкаешь и начинаешь бояться высот, с которых так легко сорваться и так больно падать.
Он был курьером. Молодой мальчишка-студент, подрабатывающий на летних каникулах. Однажды он подошел к моему столу, отдал нужные бумаги и, взглянув через мое плечо на эскиз вывески для магазина модной одежды, сказал:
- Ты самая лучшая, знаешь?
От удивления я не нашла ничего лучшего, как спросить:
- Почему?
- Просто так, - пожал плечами он и, насвистывая, пошел по своим делам.
А я пыталась сдержать слезы, ругая себя за то, что после развода стала слишком восприимчивой к словам, даже не поняв того, что меня впервые в жизни назвали «самой лучшей».
На следующий день он опять стоял за спиной, наблюдая, как на дисплее монитора из паутины хаотичных линий вырисовывается очередной макет.
- Ты точно самая лучшая, - снова заявил он, а я задала новый вопрос:
- Как дизайнер?
- Вообще, - улыбнулся он, вновь исчезая за дверьми. Коллеги, с которыми я делила кабинет, рассмеялись, предположив, что мальчик в меня влюблен.
Но это было не так. Пару раз за лето в обеденный перерыв мы сходили выпить по чашечке кофе в соседнюю забегаловку, однажды он помог мне дотащить сумку с продуктами до автобусной остановки и даже дождался моей маршрутки. И каждый день, заходя в наш кабинет, говорил мне, что я самая лучшая. А потом лето кончилось, и он вернулся к лекциям и сессиям.
Прошло полтора года.
Пискнув брелком сигнализации, я села в автомобиль и обернулась, чтобы еще раз взглянуть на окна моего агентства. Вот уже одиннадцать месяцев, как я занялась самостоятельным бизнесом. Дела быстро идут в гору. Долги, набранные на развитие, розданы. А прибыль от проектов интерьеров квартир и загородных коттеджей настолько существенна, что я уже купила новенькую «Ладу». И тут я увидела его. Студент стоял у дверей офиса, и даже в свете новогодней гирлянды я видела, что он улыбается.
- Ты совсем не изменился, - поздоровавшись, сказала я.
- А ты выглядишь просто замечательно, - заметил он.
- Спасибо, - улыбнулась в ответ я. – Попьем кофе?
- Нет, - покачал он головой, - я на минутку. Просто повидаться.
- Жаль, - расстроилась я.
- Не жалей, - он помолчал немного и сказал, - ты самая лучшая, знаешь?
И кошмар растворился окончательно. Его просто никогда не было. Была только длинная дорога к вершине, и теперь я была уверена в том, что у меня всё получится. И будет получаться всегда.
- Знаю, - кивнула я. – Спасибо тебе.
- Пожалуйста, - весело рассмеялся он. – Это моя работа.
- Какая? – не поняла я, а он вдруг скинул пальто и расправил белые крылья:
- Помогать верить в себя.
Я долго смотрела вслед улетающему ангелу и улыбалась, а потом поехала забирать Машку из детского сада.
- Мамочка приехала! – завопила дочь, заметив, что я выхожу из машины.
- Привет, родная, - подхватила я на руки свою малышку, а она обняла меня за шею и сказала:
- Ты у меня самая лучшая!..

© Velvet aka Виктория Скриган