Миша Ромашкин шел по вызову. Срочному вызову. Впрочем, стоит ли удивляться тому, что у врачей бывают срочные вызовы? Можно даже сказать, только срочными эти вызовы у них и бывают.
Миша вспоминал обязанности врача. Он всегда делал это по пути к пациенту. Во-первых, это помогало ему настроиться должным образом. Во-вторых, Мишин папа, врач с многолетним стажем, спасенье и отрада районных пенсионерок, по вечерам, после трех рюмочек красненького «для дома, для семьи» не раз говаривал:
- Михаил! Наипервейшая обязанность любого врача - забота о своих пациентах, и он не вправе забыть о ней даже во сне. Помни это, молодой человек, и, может быть, из тебя выйдет какой-нибудь толк. Ну, а если это тебе не по нраву, так лучше иди в дворники. Да! – Распалившись, доктор Ромашкин ударял кулаком по клеенчатой скатерти в желтую клеточку (с ловкостью, отработанной годами, мама успевала выхватить рюмку прежде, чем папина рука входила в соприкосновение со столом).
- Клятва Гиппократа – вот та ось, вокруг которой должен вращаться твой мир. “Клятва Гиппократа” – главное для нас понятие, и слова эти нужно выбить прямо на коре и подкорке обоих полушарий, будь ты хоть окулист, хоть проктолог.

Слова, надо признать, не всегда были понятны, но Миша любил слушать папу.
Иногда мама возражала.
- Может, он не будет врачом, дорогой, - негромко вставляла она, валяя в муке рыбу или поливая сметаной помидоры.
- Кем же ему быть? – Удивленно вскидывал брови отец. – Окончит школу, пойдет в медицинский. А не хватит ума поступить, устрою его санитаром в нашу городскую; потаскает утки за старыми индюшками.

Свои профессиональные убеждения отец, однако, доказывал не только словом, но и делом, часто покидая дом в выходные по звонку больного. Бывало, срывался он в новогоднюю ночь лишь для того, чтобы заверить мнительную старую деву: тяжесть в животе – от непривычно обильной праздничной пищи, а не от новой желудочной инфекции.

Миша уже подходил к месту назначения, когда услышал пронзительные звуки, подтверждающие, что он не ошибся адресом. Источником звуков была краснощекая кудреватая особа в рыжем сарафане под цвет волос - Зеленкина Вера Ивановна, которую весь двор звал попросту Рыжей Веркой. Верка разыгрывала спектакль, бегая по двору взад-вперед, воздевая к небу руки и сотрясая атмосферу возмущенными воплями:
- Да что же это такое?! Час назад вызвала врача, а он до сих пор не явился! – Заметив осторожно приближающегося Михаила, она удвоила старания. – Эй ты, доктор сопливый, а ну поторапливайся; помереть можно, пока тебя дождешься!
Миша поморщился, но шаги ускорил.
- Здравствуйте, Верванна! На что жалуетесь? Заболели?
- Спите и видите! Не дождетесь, кровопийцы, – последовал незамедлительно ответ, сопровождаемый для наглядности жестом, называемым в простонародье «кукиш». - Да у меня здоровья больше, чем у всех вас вместе взятых!
Миша с грустью констатировал про себя стопроцентную правдивость этого замечания: Рыжую Верку болезни не брали; боялись, может быть.
- Вон Таньку посмотри, что-то она приболела.

- Здравствуйте, доктор, - Танина улыбка вызвала в Мишиной заледеневшей от оскорблений душе глобальное потепление и почти примирила с существованием Рыжей Верки.
- Здравствуйте, Таня, - Мишу всегда забавляла эта официальная часть, - что у Вас болит? Что случилось?
- Ты врач, вот и скажи, что случилось! – Вера напомнила о своем существовании громко и безапелляционно.
- Мама, он же только вошел, а ты уже ругаешься, - Веркина мизантропия вызывала у Тани чувство неловкости и вины. – Миша, не обращайте внимания, у мамы сегодня плохое настроение: сломался телевизор, и она не смогла посмотреть свой сериал. У меня горло болит. Как родители поживают? Наверное, меня продуло, потому что я вчера на балконе книжку читала, а ветер холодный был. Ваша мама пекла пирожки сегодня? У нее лучше всех получаются. Тетя Зоя говорит, что она делает по такому же рецепту, но у нее все равно не так вкусно. Как ваша собака? Наш кот начал линять, и теперь невозможно сесть в кресло; потом встаешь как в меховых штанах.

Миша засмеялся, с удовольствием глядя на Таню. Ни для кого не было секретом, что Миша давно влюблен в нее; в детском саду их называли женихом и невестой. Сейчас Таня стояла спиной к свету, и ее пушистые волосы, казалось, были украшены светлой панамкой. Как будто много-много маленьких солнечных зайчиков, устав от игры, присели отдохнуть, подумал Миша.
- Ты будешь заниматься своим делом или будешь стоять и пялиться как псина на помойку?!
Миша вздрогнул. Господи, и где только она подбирает свои ужасные словечки? Папа говорил, Веркин лексикон достался ей по наследству.
- Красные щеки, рыжая шевелюра и разрушительный характер – семейная черта Веры и ее родительницы, - сказал как-то Ромашкин-старший. – Я мог бы поклясться, что они появились в результате клонирования.

После первых столкновений с Верванной Михаил впервые, было, усомнился в целесообразности выбора профессии врача:
- Господи, пап, она меня ненавидит. Она меня унижает, ругает все время. Я все думаю – поколотить ее или яду прописать? Вчера она меня обозвала дураком, сегодня я опять у нее дурак, завтра я к ним не пойду – пусть ищет другого дурака.
Папа тогда засмеялся, потом неожиданно схватил Мишу в охапку и без усилий подкинул к потолку; за огромный рост и силу коллеги называли его «доктор Шварценеггер». Затем усадил Мишу рядом с собой и сказал:
- Мишук, люди всякие попадаются, но для нас должно быть важно одно - их здоровье. Надо терпеть Веркины причуды, даже если она обзывает тебя «дураком». Старайся всегда держаться джентльменом. А если станет туго, тихонько напомни себе: «Клятва Гиппократа».

Оставаться джентльменом. Легче проскакать 10 километров на деревянной лошадке, но Миша уважал папу.
- Если Вы вернетесь к домашнему хозяйству, Верванна, у меня, наконец, появится шанс заняться профессиональными обязанностями, исполнение которых и так было отсрочено в силу вашего вмешательства! – С трудом проговорив часто слышанную от отца фразу на едином дыхании, Миша строго уставился на Верку, стараясь не мигать.
Рыжая Верка опешила. Слегка приоткрыв рот, она смотрела на Мишу, пытаясь осознать сказанное. Воспользовавшись паузой, Миша быстро взял прыснувшую Таню под локоть и повел в сторонку, говоря:
- Ну что ж, посмотрим горло. Откройте рот, покажите язык….
Таня послушно показывала горло, делала «а-а-а».
- Температуру мерила, Танюша? – Избавившись ненадолго от выхолащивающего Веркиного взгляда, юный врач почувствовал себя легче, переходя сразу на «ты». Было смешно продолжать общаться, словно чужие люди.
- У нас градусника нет.
- У врача в чемоданчике всегда есть градусник. Вот… Сунь подмышку и посиди несколько минут.

В стороне послышался подозрительный шум, затем раздался вопль. Миша резко обернулся. Еще более красная, чем обычно, приближалась Верванна. Она металась так, что на мгновение Мише померещился пожар.
- Доктор, смотрите – ожог! – Миша не знал, что его поразило сильнее: неожиданное обращение «доктор» вместо обычного «дурак» или же звуковая волна, сопровождавшая появление Верки.
- Дайте, я посмотрю… Что случилось?
- Обед готовила и за горячую кастрюлю взялась, - стонала виновница переполоха, суя Мише под нос нечто, напоминающее батон докторской колбасы и бывшее верхней конечностью Верванны. Привыкнув быть в центре внимания, Верка неумолимо оттесняла Таню, выдвигаясь на первый план.
- Да ничего серьезного, Верванна, - после тщательного осмотра констатировал молодой специалист, - сейчас я вам выпишу рецептик на мазь, будете мазать три раза в день. А пока приложите холодное...
Не успев закончить фразу, Миша был атакован:
- Как это ничего серьезного?! Хочешь только Таньку лечить? Разуй глаза, дурак! – Явно намереваясь перейти от оскорблений к рукоприкладству, Верка протянула руки к докторской шевелюре. Миша вскочил, пытаясь защититься от неожиданного штурма. Верка наступала.
- Вот, смотри! Кастрюлей! Видишь – вот она, кастрюля эта! Горячая! – В ее руке неожиданно очутилась железная кастрюлька, что навело Мишу на мысль: нападение спланировано заранее.

- Клятва Гиппократа, - неуверенно напомнил себе Миша, надеясь вернуть твердость духа.
- Что ты бубнишь, дурак?! - Верка размахивала над головой злосчастной кастрюлей.
- Клятва Гиппократа… - Миша понимал, что эти слова не приносят ни облегчения, ни спокойствия. Чувствуя приближающуюся истерику, он сорвался на крик:
- Да ну тебя! Ты сама дура! Дура ты, Верка!
- Верка, перестань! – Услышал Миша Танюшин голос. – Мы так не договаривались! Мы же понарошку! Ну хватит!
- Ай!!! - Веркина рука с синенькой игрушечной кастрюлькой взметнулась над рыжими вихрами и обрушилась Мише на голову. Гиппократ со своей дурацкой клятвой был забыт.

Побросав игрушки, громко плача и размазывая рукавами по лицу сопли, пятилетний Мишка бежал домой, к маме.