В некотором царстве, некотором государстве родилось однажды говно.

Родитель его был человеком веселым, без затей: поев накануне горохового супа в местной харчевне, произвел он на свет крепкого малыша. Подтерся лопухом и пошел в город. Малыш говно остался лежать, предоставленный сам себе. Звуки жизни окружили его… Вот пролетела ворона, за ней белка, вот высунул из-за дерева любопытное рыло барсук. Хрустнула ветка, и ужасных размеров нога вознеслась над молодым говном...

- Малыш, - чей-то голос тихо позвал его, - пригнись, малыш!

Говно пригнулось, и нога не причинила ему вреда. Когда опасность миновала, говно смогло разглядеть говорящего с ним. Это был глубокий старик, потрескавшийся, почти черного цвета, уже и без запаха. Такое говно можно легко перепутать с камнем, а наступи на него - оно не сумеет завонять.

Перед малышом лежали говняные останки - жалкие, бессмысленные, но способные, однако, предупредить об опасности, помочь разумным советом.

- Малыш, - сказало старое говно, - посмотри на меня. Я прожил долгую жизнь, в которой было много плохих и хороших дел. Несколько раз я был на волосок от гибели: страшные мозолистые ступни крестьянина едва не втаптывали меня в гулкую осеннюю землю. Но мне удалось сохранить себя, дожить до тех дней, когда совет старого говна помог спасти жизнь молодой поросли. Думаю, мне недолго осталось портить здешний воздух, ха-ха!..

Старое говно рассмеялось скрипучим смехом, но тут же скривилось от боли - многочисленные раны напоминали о себе: вот здесь обмороженье (ах зимняя пора, очей очарованье!), вот след туфли, а вот и злые зубы копрофага.

- Фигня война, прорвемся! - бодро скандировал малыш говно, точно он сидел на трибуне стадиона.

- О, юность, ты так самонадеянна, - со вздохом изобразило старое говно подобие улыбки, - твои порывы столь чудесны, сколь и безрассудны. Но веришь ли, хочу тебе я рассказать историю, что издревле питает наше сердце, что вьется отголоском в пламени груди.

- Ну что ж, расположившись поудобней, охотно стану слушать я тебя.

- А было так: одной безглазой ночью, когда шумел латыш, и молнии хлестали, явилось мне виденье дивной красоты: зеленый бог, шипя и испаряясь, сказал мне фразу, жгучую, как соль. Над этой фразой думал дни и ночи, ломал извилины, но смысл не смог постичь я до сих пор. Она касалась жизни вечной, так сказал мне юный бог, зеленый и шипучий. И вот я умираю, и рад, что юный калос сможет оказаться настойчивей, умней меня.

Так говорило старое говно.

И младшее говно его спросило:

- Так что за фраза, как она звучала?

Живейший интерес в нем пробудил своим рассказом старое говно.

В глубокой тишине ответил хриплый голос старика:

- Звучала фраза так: "НЕ ДАЙ СЕБЕ ЗАСОХНУТЬ. СПРАЙТ". В ней букв - двадцать четыре, две точки и пробелов дважды два. Я думаю, что это истинное имя божества, но небеса пробить сей код мне не позволил. Здесь есть загадка. Вам, молодым, ее решать. А нам пора в Валгаллу.

И умерло говно, и меньше стало пахнуть.

СИЛА. История потенцию имеет повторяться. Малыш говно не отгадал загадку. И тоже умер, ссохшись в монумент. Но новое говно идет на смену. Оно сумеет разгадать загадку, верим мы. И уж тогда не даст себе засохнуть, и вечно станет жить, и расцветет навоз.