В свое время круг моего общения почти целиком состоял из тусовки (околомузыкальной) - всяческие молодые и не очень панки, полу-панки, художницы, прочие "неформалы" (не люблю я это дурацкое слово, отдающее идиотски-глубокомысленными статьями "Комсомольской правды" начала 90-х.
Тогда среди моих знакомых была уйма "профессиональных скрипачей". К музыке это не имеет отношения. Так называют больших любителей демонстративно резать себе вены - чаще всего, неглубоко, но очень показательно. По всякому поводу - от несчастной любви, от неведомой никому депрессии, просто по пьяни и так, чтобы показать окружающему миру, насколько этот самый мир груб и жесток, а "скрипач" при этом - душа ранимая и нонконформист. Вот панки - те резались основательно, ехидно-глумливо, чаще всего на прокуренных кухнях и под циклодолом. Правда, умереть у них тоже не получалось, но это в задачу и не входило.

Зато "Скрипачи"... У всех таких пильщиков внутренняя сторона запястий была (иногда до локтей) была густо покрыта страшного вида шрамами. Сколько несчастных девушек повелось на таких страдальцев! Сколько из них поддалось обману, увидев ручьем текущую кровь! Для многих "скрипачей" это был действенный и любимый способ шантажа - чиркнуть себе ножиком по руке во время пьяных слез - и чтобы потом все жалели, обнимали, смотрели сочувственно. Сладкая мысль при этом щекочет им нервы - а ведь всегда можно нажать посильнее, и вот тогда-то все точно пожалеют... Сладкая и идиотская.

Действенный способ излечить "скрипача" (точнее, скрипачку) я как-то раз вывел практическим методом. В от самый вечер, во время обширной пьянки в студенческом общежитии, некая девушка - хрупкое созданье с широко распахнутыми глазами - в один прекрасный момент вдруг взяла со стола туповатый ножичек и начала полосовать себе запястье. На мой вопрос, с какой целью она хочет испортить народу праздник, был получен ответ: "Хочу, чтобы было больно и была кровь!"

Уж не знаю, что на меня нашло, но я страшно разозлился. Достал другой (очень острый) нож и весело сказал: "Ну что ж ты! Хочешь, чтобы было больно и кровь? Тогда надо вот так!" - и молодецким взмахом, подкрепленным большим количеством алкоголя, развалил ей ладонь почти напополам. У девушки случился шок от осознания того, что крови оказалось... как бы выразиться помягче... несколько больше, чем она рассчитывала. При этом все остальные участники застолья смотрели на происходящее большими блестящими глазами лемуров, впав в ступор - а я радостно спрашивал, достаточно ли ей больно сейчас, и не нужно ли еще добавить? Сейчас, спустя двенадцать лет мне даже немного стыдно за тогдашний энтузиазм.

Травматология была у нас под боком, и я, наложив какое-то подобие жгута, отконвоировал девушку туда. Разбуженный поздней ночью дежурный врач мстительно осведомился, не пила ли она, и, получив утвердительный ответ, жизнерадостно объявил, что в таком случае анестезия ей не понадобится. Так и шил.
После этого у девушки напрочь исчезла всякая охота к резьбе по венам. Шрам на ладони остался у нее до сих пор, но зато он единственный.

Конечно, все мы, из той тусовки, проделывали над своим организмом вещи порой излишние и тревожащие обычных граждан. И мои руки с тех пор тоже носят на себе большое количество шрамов - от братаний, в основном. Так уж у нас было принято. Порой, разглядывая уже побелевшую паутину этих шрамов, я читаю их, будто это какая-нибудь первобытная наскальная грамота. Вот этот - тогда у нас не оказалось ножа, а был только здоровенный острый гвоздь, который прокалили на свече; а этот от бритвы; а вон тот - похоже, не сойдет никогда, потому что сделан зазубренным лезвием филейного ножа. И этот, и тот, и вон тот, перекрытые шрамами от аварии и следами дурного и пьяного ножевого фехтования...

Но нет ни одного шрама на внутренней стороне запястий.
Потому что более жалкое зрелище, чем "скрипач-любитель" - трудно представить.