Ко мне Вован Сорокин подошёл и сказал: "Там в комсомол принимают! Пойдёшь?" Я такой ещё думаю: а надо ли? Тут Димка Потный подошёл и здраво заметил: "Дундук! Партия вот-вот развалится и исчезнет! А мы хоть полгода-год комсомольцами побудем!" Потный как-то не по годам разумен был. И убедителен. Но я сказал: "Нет, парни, в эту авантюру вы меня не втянете!" И тут же почувствовал себя диссидентом.

Дома тоже шли "партийные" войны. Отец вышел из партии, швырнув партбилет в лицо парторгу. За это отца швырнули в лицо безработицы. На недолго. Ибо рушавшейся стране нужны были рабочие, чтобы обломки оттаскивать. Мать оставалась коммунисткой. И как-то даже гордилась. Коммунист и диссидент в одной семье - это чересчур. А тут я ещё.

Ну и в общем, некоторые пацаны вступили в комсомол. А уже школьную форму почти отменили, из соседней восьмилетней школы - новые ученики поступили. То есть, много красивых девочек. И форму отменили. Почти. То есть все ещё более красивые стали. А мне красоваться-то нечем было. Не бедные мы, конечно, но и парча нам не по карману. Но там девочка одна мне очень нравилась и я решил соответствовать. Соответствовать её идеалу мужской красоты.

Правда, я об её идеалах ничего тогда не знал, а если бы узнал, что это Витя Брюкин, на три года старше нас, хулиган, не закончивший школу, то и вообще бы не соответствовал. Так что, если честно, приходилось соответствовать своим представлениям о мужской красоте. Как бы это ни звучало. А это, надо признаться, звучит.

И тут я увидел у одного кореша во дворе серую звёздочку. Красивую! Я захотел такую и спросил где взять. Он сказал: "Ты чо?! Это октябрятская звёздочка, просто сточенная. Берёшь, Ленина стачиваешь и получаешь такую красоту!" И я побежал за звёздочками. Мол, все комсомольцы, а я буду октябрёнок. Хоть и сточеный. Дух бунтарства, понятное дело. Прибегаю в "Детский мир", кричу с порога: "Десять октябрятских звёздочек!" Продавщица такая: "О! Октябрёнок нарисовался-хрен сотрёшь! Куда тебе столько?!" Я промолчал и ничего не ответил. Мы оба отсчитали: я - деньги, она - звёздочки. Прибежав домой, я стал надфилем стачивать Ленина...

На следующий день я пришёл в школу пораньше. В тёмно-синем школьном костюме, под пиджаком - тёмно-синяя водолазка "под горло". На лацкане пиджака - серая звёздочка. И очень я такой весь из себя эффектный, но ни черта, как оказалось, не эффективный... Увидела меня та, по которой иссыхал по ночам, а каким способом не скажу, увидела и... прошла мимо. И тогда я вспомнил про Витю Брюкина и то, что он хулиган и весь в шрамах и синяках. Я понял, что девочки любят синяки и шрамы. Но только чтобы не на них, а на других. На мужике если - то значит настоящий мужик, мужественный. А на женщине если синяки, то значит неженственная. Не соперница то есть. Тоже плюс и хорошо.

И я тогда себе синяк сделал, а шрам уже был у меня. Пуговицей, тоже алюминиевой, как звёздочка, натёр под глазом. Ну там как, сначала побелкой надо помазать, а потом алюминием. И получается синячище такой, мама не горюй! И ещё я на правом кулаке, на костяшках красной ручкой так небрежно, вроде ссадины, нарисовал. Ну вот расписал себя и на перемене опять мимо неё. Чисто павлин, хвост распушил. Иду, кулак потираю, до синяка рукой дотрагиваюсь и так "сссс, аааа", типа больно, делаю. И морщусь.

А она увидела меня и в смех. И подружки тоже. Ну у меня-то мозг отключен. 45 минут назад всё нормально было, а теперь - синяк и ссадины. Если бы драка была, об этом вся школа знала бы! А тут -тишина. Понятно - нарисовал. И вот смеются они. А я как протрезвел. Прям как из ушата окатили, со всеми вытекающими. Стою и думаю: вот кретин! 15 лет, взрослый мужик, а как дитё малое... Стыдно, Николя! Стыдно!

И тут на шум пришла завуч Быкова. Оглядела меня и говорит: "Бабулькин! Хватит паясничать! А это что у тебя?" И на звёздочку показывает. Я говорю: "Это звёздочка октябрятская. В прошлом. Я Ленина напильником..." Договорить я не успел, Быкова схватила меня подмышку и поволокла в сторону учительской. Быкова была большая и сильная и справилась со мной легко. В учительской меня пропесочили за глумление над святыней. "Нельзя Ленина надфилем!" - кричала Быкова. А я стоял и думал, что страдаю за идею. Мне на любовь мою пофиг уже было. Я молчал за то, что "не сотвори себе кумира" и чтоб любого можно надфилем!

Но всё мирно разрешилось. Через несколько месяцев. Страна развалилась. А предмет моего воздыхания развалилась в постели Вити Брюкина. Правда, потом тоже прозрела и одумалась. Вылезла из его кровати и влезла замуж за другого. А у меня? У меня всё хорошо. Спасибо. Извините, что без мата. Тут ведь про святыни...