Опять выдался пасмурный день. Солнце с трудом пробивалось сквозь серую массу облаков, отчего казалось, что утренняя серость уже сменилась сумерками. Николай шел по чистому снегу через замерзший лес. Длинная тяжелая шуба отнимала силы, волочась по снежному насту, но грела жарко, до пота. Под меховой шапкой отчаянно чесалась намокшая голова, а руки в варежках отчаянно зудели. Про сапоги думать не хотелось. "Хорошо, один живу" подумал Николай. Дойдя до избы, он привалился спиной к бревенчатой стене и сел прямо в сугроб. Снял шапку, варежки, расстегнул ворот шубы, зачерпнул руками снег и приложил к лицу. Струйки ледяной воды побежали под одежду. Николай протер глаза и посмотрел на серое небо. От бесконечной белизны снега и неба в глазах закружились темные точки. Вздохнув, он сделал попытку подняться. Шапка упала, одна варежка еще держалась в кармане, но вторая намекала, что при резком движении она бросится вниз и все равно придется наклоняться еще раз. Николай рывком вырвался из сугроба, хватая шапку. Распрямившись и стряхнув с полы снег, он открыл дверь. Варежка упала. Не идя на поводу у одежды, Николай пинком отправил ее в глубь сеней и закрыл за собой дверь.

После перехода от избы до деревенской почты и обратно сил почти не оставалось. Сумка с продуктами и почтой, похудев на банку сгущенки отправилась на продавленную кушетку возле печи. Подходя к обеденному столу, Николай споткнулся об ежа Лапифундия, вылезшего из под мойки. Впервые за месяц, в избе зазвучал человеческий голос. Лапифундий метнулся под кушетку, опережая траекторию полета тапка. Николай ухмыльнулся. "Ежиная ловкость! Или ежачья? "Ежиная" звучит правильнее грамматически - "Ежачья" по-смыслу!".

Рассуждая о Лапифундии, он вспорол источенным ножом банку сгущенки и вытряс содержимое в миску. Старенький черно-белый телевизор нагрелся, а после удара ладонью по засаленному корпусу начал что-то показывать. Николай сидел за столом, ел сгущенку и смотрел прогноз погоды. Когда начались новостные передачи, он вывалил содержимое сумки на стол и начал разбор. Пачка писем, компакт диск, восемь банок сгущенки, какао-порошок и несколько пачек чая. Разложив продукты по кухонным ящикам, просмотрел почту. После банки сгущенки захотелось спать. Николай достал с ободранной полочки старенький плеер компакт дисков с наушниками, поставил свежий диск и лег на застеленную шерстяным пледом кушетку, подложив под голову маленькую подушку. Спокойный ритм в наушниках вводил в состояние медитации и Николай уснул.

Наступил вечер. Николай открыл глаза и выключил плеер. Пора было приступать к работе. Внимательно просмотрев письма, он сделал в маленьком блокноте несколько записей и направился к шкафу. Сапоги, шуба, варежки, шапка. Из под кушетки вылез заспанный Лапифундий. Николай посмотрел на старого ежа, сжалился и налил в маленькое блюдечко на полу немного сгущенки. "За главного" - Николай подмигнул Лапифундию и вышел из избы. Работа началась.
Первый адрес - больница. Раздевшись в приемном покое, он накинул белый халат и прошел в отделение. В одноместной палате спала девушка. Было видно, что Болезнь уже не отступит. Николай достал блокнотик, сверился с картой на тумбочке и достал мешочек с засушенными травами. Скрипнула дверь. В палату зашел старенький врач и деликатно откашлялся.
-Давно здесь? -стараясь придать своему голосу будничные интонации спросил он.
-Да нет, только зашел - ответил Николай.
-Все травами, да? - старик присел на пустующий стульчик возле кровати
-Пока помогает. - Николай пожал плечами и посмотрел на старика. - Твой пациент?
-Моя.
- Правильный ответ! - Николай достал из внутреннего кармана шоколадку и положил на тумбочку. -Праздник ведь!
Выйдя из больницы, Николай сверился с записями и пошел по адресам. Он подарил нескольким мальчикам по машинке, двум девочкам по кукле, а в одном доме вырубил свет, оставив несколько разогретых алкоголем пар без телевизора. Заказ на братиков и сестренок можно было считать выполненным!
На улицах было шумно, фальшивые Деды Морозы раздавали подарки детям, откладывая слезы разочарования хотя бы еще на один год. Николай кивал на поздравления прохожих и раздавал леденцы подбегающим детям. Преодолевая звуковой и временной барьер наступал Новый год. Пора было возвращаться.
Вопреки прогнозам метеорологов, мороз крепчал. Машина не заводилась. Она стояла на трассе, раздавая бесценное тепло порывам ветра. У водителя Семенова эта ситуация вызывала ощущение нереальности. Полная фура электрических обогревателей, умерший двигатель и чистый салон. Весь мусор, годный для разведения огня Семенов выбросил из кабины перед выездом. Надежды на попутку практически не было. 31 декабря, не самый популярный день для рейсов на край света. Пискнул разряженной батареей мобильник. "А, ну конечно!" усмехнулся Семенов. Он поводил стареньким телефоном по салону, в надежде увидеть на экране хотя бы "только для экстренных вызовов". Холод пробрался в кабину и начал потихоньку просачиваться под потертый пуховик Семенова. Теперь он понял, в чем разница холода и мороза. Мороз рисует белые узоры на стекле, а холод синевой на теле. Отчаявшийся Семенов еще раз взглянул на мобильник. "Дорогой дедушка Мороз" начал он "я весь год пахал, чтобы у моего сына была своя комната. Он еще не родился, но я его очень люблю". Семенов всхлипнул. "Пожалуйста, сделай так, чтобы он знал об этом. Я вел себя хорошо, хотя и ругался матом. Андрюша Семенов, 35 лет, водитель." "Сообщение отправлено" пискнул телефон и потух. "Куда?" удивился Семенов. В этот момент Николай подошел к фуре и пнул колесо. Двигатель завелся. В окне кабины показался обалдевший Семенов. Николай помахал ему своим телефоном и скрылся в снежной буре.
Переодевшись в потертые трико и линялую тельняшку, Николай взял посох, одел наушники и сел на кушетку. Под кроватью пукнул во сне старый еж Лапифундий. Николай поморщился, взглянул на дочиста вылизанное блюдечко и понимающе кивнул. Затем поставил в плеер диск и нажал на "воспроизведение". Вслед за Джорджем Бэнсоном, он перебирал воображаемые струны на посохе, напевая собственный новогодний блюз. За окном сыпал снег, занося избушку. Утром станет известно, что девочка пошла на поправку, а старенький врач сравнит ее карточку с пожелтевшим от времени листочком из больничной карты своего сына. Семенов довезет свой груз и прибежит домой, чтобы расцеловать жену и, плача от счастья прижаться к ее животу. Через девять месяцев, в одном обычном многоквартирном доме вдруг станет шумно и радостно, а старушки возле подъездов будут посмеиваться, вспоминая причины такого локального демографического взрыва. А дети будут слать письма Деду Морозу и он исполнит желания, надо только верить в него и вести себя очень хорошо!