Весь день шёл снег, и к вечеру машину основательно завалило.
Бедная, подумал Сергей, доставая из багажника щётку на длинной ручке. Бедная машина, круглый год под открытым небом, в любую погоду. Только изредка под крышей – когда на мойку заедешь или на сервис.
Кстати, и на сервис уже пора, да вот с деньгами плохо… То есть, поправил он себя, с деньгами-то было бы как раз хорошо. Вот без денег – плохо.
Ох, плохо. Кризис… Вроде – ничего особенного не происходит, в девяносто восьмом куда круче было, а поди ж ты, до чего сейчас всё депрессивно. Уже полтора месяца на счёт ничего не поступает, все на кризис этот ссылаются, а жить-то надо. За то заплати, за это, за пятое, за десятое, и сотрудники, пусть и немного их, зарплату просят, и банки в положение входить даже не подумают, какая там отсрочка…
Накрывается бизнес. Совсем.

Да и на себя, в конце концов, тоже надо. Не много, а надо. Вот хотя бы на сервис плановый съездить. Накопления… Жалко их трогать, а, точнее говоря, страшновато. Вот сдохнет бизнес окончательно – и что делать? Наниматься куда-нибудь? Оно и нехудо бы – устал за много лет от ответственности, от ощущения, что находишься, каждый божий день, на последней линии обороны, без прикрытия, потому что нет за спиной никого. А с другой стороны – отвык за те же много лет от состояния человека подневольного. С девяти до восемнадцати… Бррр.

А посмотреть правде в глаза – так и кому ты нужен, в твоём-то возрасте? Вон, молодых сокращают…
Остаётся – переселяться на дачу, а квартиру сдавать. Долларов за пятьсот в месяц. И прозябать, что называется, остаток дней. Кашку гречневую кушать да чай пить, используя один пакетик раза по три-четыре.

А что, не Маринке же на шею садиться. Своя у неё семья, дети. Вернее, одно дитё, Мишка, гордость наша, но всё равно. Сложное время, в первом классе пацан. Слава богу, в целом вроде всё у Маринки в порядке, но достаточно ей и своих забот.
Нет, родителей, конечно, не бросит, но – как-то оно стыдно на дочь рассчитывать.
Плохо.
Ещё и снег этот. И грязь. Вон, уже обтёрся курткой о машину. И ледяная корка на лобовом стекле. Тьфу. И руки мёрзнут, а перчатки – в настывшем салоне, толку от них… Да и лень сейчас в салон залезать.
Сергей злобно орудовал скребком, когда из кармана куртки послышалась мелодия. Ну конечно. Здравствуйте пожалуйста. Мелодия группы «Семья», это наверняка мама, кто ж ещё такой мастер звонить в самый неподходящий момент. Вот всегда, когда руки заняты или сосредоточиться позарез нужно, она звонит. Непременно. Ну вот что сейчас?!
¬– Да, мам! – отрывисто бросил он в трубку.
– Серёженька, ты где? – жалобным каким-то голосом спросила мама.
– Господи… Да где мне быть, на работе! Сейчас по делам поездить надо! Что случилось-то, мам?
– У тебя всё в порядке? Почему ты так со мной разговариваешь? И пыхтишь что-то, ты здоров?
– Всё в порядке! Я здоров! Я пыхчу, потому что лёд от стекла отдираю!
– От какого стекла? Какой лёд? – потерянно проговорила мама. – Ну что ты раздражаешься? Ну что я такого спросила?
– От лобового стекла автомобиля, – отчеканил Сергей. – И я не раздражаюсь! А вот когда ты мне приписываешь раздражение, тогда завожусь, да!
– Ты просто себя не слышишь, – в мамином голосе зазвучали слёзы. – Ладно, лишь бы всё было в порядке. Ты правда здоров?
Маме под восемьдесят, напомнил себе Сергей. Спокойно, спокойно…
– Я правда здоров, мам. И все здоровы. И вообще всё хорошо. Только мне сейчас уже ехать надо, и подзамёрз я, пока машину чистил.
– Так поезжай скорее, сынок, – испугалась мама. – И печку включи!
– Хорошо, мам, хорошо… Поехал. До дому доберусь – позвоню.
– И кури поменьше, – успела сказать мама.
Эх, подумал Сергей, запуская мотор, забыл о самочувствии спросить. Обидится ведь, что не поинтересовался. Хотя – утром говорили о суставах её. Может, и не обидится.

Правильно отец говорит, подумала Марина: ещё год-другой – и город остановится совсем. Хоть на метро пересаживайся.
Ну, нет… Правда, Кирилл вон почти перестал за руль садиться, вовсю пользуется метро и подначивает – я, мол, всюду успеваю, а у тебя, дорогая, по-видимому, склонность к мазохизму наследственная. Ну и мучайся в пробках.
Но то Кирилл, он вообще немножечко… как бы это сказать… другой он.
Краем сознания Марина отметила, что её раздражение усилилось. Успевает он, ага. По своим личным делам он успевает, вот что. А семейные… да вот хотя бы багажник продуктами набить – это всё мне.
Стоп. Не надо так. Несправедливо. Он тоже много делает. И с Мишкой возится… правда, терпения Кириллу не хватает, то и дело орёт на ребёнка, бестолочью обзывает, а так нельзя же…
Стоп. Да стоп же.
Вот, слёзы навернулись. Ну чего я? Молодая, красивая, успешная… всё хорошо, всё хорошо, всё хорошо…
Но ведь молодость-то не первая. Тридцатник… Седина полезла… И порой кажется, что собственная жизнь кончена, только и осталось, что семья… главным образом, Мишка, конечно… А я сама?! Жизнь проходит… И не мимо ли меня?
Вдруг вспомнилось и сделалось нестерпимо обидно: Виталика, несколько недель подбивавшего к ней клинья, будто подменили в одночасье. Всё – строго официально, то есть – никак. Да, он и моложе на три года, и положение в компании у него ниже, но в конце концов никаких же серьёзных намерений никто и не питал. Во всяком случае, она, Марина, не питала. Просто приятно было… радостно… окрыляло, что в состоянии привлекать кого-то как женщина.
Плохо.
И друзья как-то сами собой подрастерялись, поисчезали с горизонта.
В общем, по большому счёту, никому не нужна. Как функция – может быть, как личность – нет.
Марина осторожно сняла с века слезинку.
И поговорить об этом не с кем. С родителями уже нет той беспредельной доверительности, как в юности. Да и свои проблемы у них, у отца особенно. Кризис его, похоже, добивает.
Вот, спасибо, что хоть пробка кончилась. Сплошные нервы…
Затренькал мобильный.
– Алло! Да, привет, пап. У меня? Всё в порядке, что ты! Пробки ужасные, это да, но я терплю. – Марина улыбнулась. – А у тебя как? Что, до сих пор не платят?! Вот уроды… Ты бы, что ли, пожёстче с ними! Да знаю, знаю… Бабушка? Да звонила я ей сегодня! Ну ладно, ладно, до дому доеду, своих накормлю, позвоню. Да ладно тебе, пап! И ничего я не психую, перестань, пожалуйста! Всё, у меня тут сложная обстановка на дороге, пока.

Пустыня в Южной Америке, семь букв, третья «а». Атакама, разумеется.
Екатерина Георгиевна вписала буквы в клеточки и отложила газету. Неинтересно на этот раз, все слова как будто из других, давно уже решенных кроссвордов сюда перекочевали. Надо будет, конечно, закончить, для памяти полезно. Но – позже.
Сериал на экране телевизора сменился рекламным блоком. Что же сейчас показывали, попыталась сообразить Екатерина Георгиевна? Выпало из памяти… Правда, все эти бесчисленные сериалы так похожи один на другой! Но это я, вероятно, успокаиваю себя. А на самом деле память неизбежно слабеет. Надо будет всё-таки дорешать кроссворд.
Но немножко позже – после того, как дети доберутся до дому и отзвонятся.
Она посмотрела на часы. Если до десяти никто не объявится, сама позвоню. Хотя и страшно – они такие раздражительные. Можно понять: у них жизнь кипит, забот по горло, а тут докладывайся старухе... Но ведь мне не много нужно – только знать, что всё у них всех в порядке. Слава богу, в целом так оно и есть. Если не скрывают чего-нибудь.
Раньше от меня ничего не скрывали, подумала Екатерина Георгиевна. Раньше я всем была нужна. А ещё раньше я была молодой, весёлой, красивой – да, красивой! – и мою память многие считали уникальной, а может, это тоже комплименты делали насчёт памяти, но я и правда помнила всё, и действительно была всем нужна, а теперь дети только говорят, что я им нужна, и что у меня замечательная память, и что я мудрая, и что они питаются от этой мудрости, но это они меня утешают, а на самом деле я стала развалиной и обузой, и память у меня слабеет, и только и осталось, что вечное беспокойство за детей и отчаянное желание – пусть у них всё будет хорошо.
Екатерина Георгиевна тяжело поднялась с дивана, одолела, опираясь на палочку, путь до кухни, извлекла из шкафчика шкатулку с лекарствами, отобрала нужные таблетки, приняла их, запила водой. Спасибо детям, подарили на прошлый день рожденья фильтр для воды…
Зазвонил телефон.
– Иду, иду! – крикнула Екатерина Георгиевна и заторопилась в комнату.
– Слушаю! Да, детка, здравствуй, лапочка! Ты уже дома? Всё в порядке? Ну, слава богу… А Мишенька? Ох, как же давно я его не видела… Что, позавчера? Разве?.. А уже соскучилась… Мариночка, скажи честно – у тебя с Кириллом всё хорошо? Ну, не надо раздражаться… Да, да, конечно... Я? Нога сегодня не так болит. Спасибо, родненькая. Детка, скажи, пожалуйста, с папой всё в порядке? Он такой раздражительный… Да? Честное слово? Мне кажется, он давно флюорографию не проходил, а ведь так много курит! Я ему всё время этим надоедаю, а ты бы тоже сказала. Хорошо, хорошо. Ладно, беги, конечно. Спокойной ночи.
Ну вот, уже легче. Теперь только Серёжиного звонка дождаться. И тогда уж можно отдохнуть: сериал посмотреть, уж какой покажут, и кроссворд спокойно дорешать, чаю попить, а там и спать ложиться.
А не буду я дожидаться, решила вдруг Екатерина Георгиевна. Вот возьму и сама позвоню! Мать я или не мать? Имею право!
Она медленно, тщательно, стараясь не ошибиться, набрала номер сына.
– Серёженька, ты где? Правда? Надо же, не первый раз такое: я звоню, а ты как раз паркуешься! Как чувствую! Что, мешаю? Хорошо, хорошо, паркуйся, и не надо раздражаться! Только скажи – у тебя всё в порядке? Всё хорошо? Ну, слава богу. У меня? Тоже. Да, сегодня получше. Спасибо, сынок, и спокойной ночи.
Екатерина Георгиевна положила трубку, села на диван, устало откинулась на подушки и улыбнулась.
Всё, можно отдыхать. Потому что – полный порядок.

Автор: Француский самагонщик