Очень сильно субъективный, обобщенный донельзя взгляд на защитников Родины.

Мужчины в возрасте за 50, на мой взгляд, представляют скорее историческую ценность. Некоторые из них, правда, в нынешних жестких условиях наоборот вдруг так расцвели и зафунциклировали, как будто только и ждали, что им разрешат действовать (честь им и хвала). Хотя…За последние 20 лет они так оторвались за предыдущую жизнь, полную вынужденного простоя, такого наворотили, что обеспечили фронт работ по разгребанию содеянного многим поколениям своих и чужих потомков. А также историкам, спецслужбам и органам внутренних дел.

Некоторые же представители этой возрастной категории упорно игнорируют изменившиеся условия жизнедеятельности и продолжают гнуть свою совковую линию (им везде у нас почет): утром - на службу, на службе – чтение газет и исполнение последних директив сверху, затем обед в столовой, вечером - домой, в конце месяца - за зарплатой. В костюмах и при галстуках, в карманах отглаженные клетчатые платки и не очень дорогие сигареты – госслужба. Некоторые умудрились не менять стиль жизни и режим дня в течение последних мутно-смутных двух десятков лет. Они никогда не теряли работы, а только мигрировали из одного государственного учреждения в другое.

А там, если что и менялось, так это чайники с железных на электрические и занавески с синтетическо-кружевных на жалюзи. Главное, далеко от площади не дислоцироваться, колебаться только вместе с линией партий (КПСС, НДР, «Единая Росиия»), ни в какие оппозиции не лезть и из «обоймы» не выпадать. Раритеты. Хотя этот вид мужчин все еще нельзя назвать исчезающим. Их много, которые и на службу никогда не опаздывают, и болеют не часто, а процесс и результат их жизнедеятельности один и тот же – куча слов и использованной ксероксной бумаги (пустые бутылки из-под коньяка не в счет). Любимое воспоминание – бурная комсомольская молодость. Любимое выражение: «Ну, это как посмотреть…». Однако, несмотря на внешнюю жизненную стойкость представители этого вида все же являются некими рудиментами общества. Ну, как волосы на теле – уже давно не нужны для обогрева, а растут вовсю. Представители особо премудрой или особо ленивой молодежи (либо просто прямые потомки вышеописанных рудиментов) по-прежнему стремятся в эту обойму. Попадают – и у них тот же режим дня, то же самое безинициативное протирание штанов и гарантированная зарплата. Что ж, может им и скучно, но зато не голодно.

Те, которым около или чуть за 40 – эдакие волки. Имеют самое что ни на есть прикладное значение. Цвет нации. Состоявшиеся. Сознательно и самостоятельно либо действующие (вошли во вкус), либо бездействующие (они устали). Они или являются руководителями иили работают в двух-трех местах (сочетания произвольные: бизнес - бизнес, бизнес-госслужба, бизнес-политика и т.д.). Не боятся принимать решения, доводят их реализацию до конца. Не экономят ни свое, ни чужое время. Поджарая фигура, глаза горят, все время куда-то бегут, едут, ломятся. Жены это их мелькание в пространстве и времени чаще обозначают выражением «где-то мотается». Форма одежды произвольная. Хотя по некоторым заметно, что приобретенную в юности тоску по хорошим джинсам им уже никогда не удовлетворить. Любимые воспоминания галантерейно-музыкальные: про первые кроссовки, первые дискотеки и прочие первые ласточки империализма. Познавательны их рассказы о собственном социально-экономическом становлении в эпоху безвременья. Иначе говоря – про то, как они зарабатывали деньги, когда денег не было ни у кого, старые законы уже не действовали, а новых еще не придумали (1985-199?). По сравнению с их историями – авантюрные романы отдыхают. Им пришлось тяжело. У них не молодость, а крушение идеалов. Те, кто не особо грузился идеалами, а использовал складывающуюся коньюнктуру, - сейчас на коне (образно говоря). Некоторые, правда, погорели, набирая кредиты и закладывая квартиры. Некоторые даже неоднократно. Характерные музыкальные пристрастия: классика рока и джаз. Хитовое выражение: «Я побежал. Мне еще…»

Но сейчас они стригут купоны, пожинают плоды усилий, хотя ни о каком почивании на лаврах не может быть и речи. Их уже не остановить. Они знают, что если ставить только на себя – ставка сыграет.

33 года-38 лет – люди именно из этой короткой возрастной разбежки обладают целым комплексом уникальных особенностей. Таких прибамбасов не сыщешь больше ни у кого. Это Печорины наших дней.

Море обаяния, бездна талантов, сумасшедшее количество разрозненных знаний из самых разных областей. Но, достигнув возраста, когда пора пересаживаться из папиного «Москвича» в свою как минимум девятку, они обнаруживают, что все еще находятся в необычайно захватывающем ПОИСКЕ СЕБЯ. Что громадный потенциал, о котором им говорили учителя, родители и любимые девушки, еще даже не начал раскрываться. Он все еще зреет. Нет, не то чтоб они себя не ищут. Они ищут и, что характерно, все время находят. Потом с упоением разочаровываются и, лишний раз удостоверившись в своей уникальности, вновь продолжают плутать по лабиринтам судьбы. Бывает, что попавшийся им в этом лабиринте мужественный производственный руководитель, или волевая жена (теща, тесть), или собственный предок останавливают эти творческие поиски решительным устройством на работу. Бывает даже, что эта мера срабатывает. И тогда юный 35-летний романтический герой даже начинает зарабатывать какие-то деньги. Но при этом он чувствует, что его полет прерван, в его фатум вмешалась жажда стяжательства, и его высокое предназначение теперь уже не реализовать. Из-за чего сей отрок начинает пить и даже играть на игральных автоматах.

Любимое выражение: «Как ты меня не понимаешь!». Подтекст: «И никогда не сможешь понять. И вообще, перед кем я тут бисер мечу». Одеваются в основном со вкусом, и вообще уделяют собственной внешности немало времени и внимания. Любят пустить пыль в глаза. Потратить последние (и занятые у соседа) деньги на дорогую зажигалку или туфли. Долги возвращают с трудом.

Может, все дело в том, что когда нынешним соракалетним по-любому приходилось ловить рыбку в мутной воде пореформенной России (семьи, дети и старенькие родители заставляли), нынешние 35-летние плясали на дискотеках, а потом лежали на диванах (если не сказать, курили анашу), пеняли на безработицу и стонали, что общество лишило их возможности проявить себя во всей красе. Так и привыкли.

Это последние романтики наших дней, за ними идут новые прагматики. Но именно к этим, все ищущим себя, «вечно-молодым, вечно-пьяным» хочется применить расплывчатое выражение – «что-то в нем есть». И действительно, на фоне современного рационализма их широкие натуры выглядят привлекательно. В них действительно что-то есть. А что именно, не так и важно.

Тот, кто не был пионером и комсомольцем, кого не пичкали рассказами «о военном гении Сталина» и мудрости вождей КПСС, для кого американские фильмы и критика Правительства по телевизору - привычное дело – они совсем другие. Совсем. Им от 18 до 30 лет. Они не ждут милостей ни от природы, ни от родителей, ни от государства. Они знают, что ни им никто ничего не должен, но и они никому ничего не должны. Старших это иногда раздражает. Старшим как бы не хватает уважения, им по привычке необходимо опутать все и вся вокруг путами взаимных обязательств. Представители нового поколения, не избалованного социальными благами, со спокойной совестью и незамусоренным сознанием делают, что хотят. При этом они не хотят ничего невозможного – это непродуктивно. У них реальные цели, и они, каждый по-своему, к этим целям идут. Бегут. Ползут. Штурмуют. Превознемогают, но не останавливаются. Потому что остановка – это у же не остановка, а простой. А простой – это убыток. Иногда им приходится наступать на горло собственной песне. И то, на что крайне неохотно идут представители предыдущего поколения, то есть занятия нелюбимым делом и насилие над собственной личностью – реальность для этих молодых.

Однажды я увидела, как работает человек, которого я всегда считала творческой и крайне неорганизованной натурой. Он писал план в ежедневнике, одновременно занимался текущей работой и звонил по двум телефонам, он извинялся за 10-минутное опоздание и предотвращал простой в работе других сотрудников офиса. Я сказала: «Ты ли это? Раньше ты три дня собирался пасту в ручке поменять». На что он ответил, что, между прочим, и сейчас мечтает быть художником по костюмам, но за это не платят. Не знаю любимых выражений этих прагматиков, но вопрос: «Сколько за это платят?», вернее, ответ на него, значит для них немало. Но главное не то, что им интересно «сколько?», а то, что, если действительно платят, они в состоянии реализовать уже наработанный профессионализм. И тут уже можно говорить о таких неабстрактных и полезных для общества понятиях, как производительность труда, КПД и чуть ли не ВВП.

Другого жесткого 27-летнего профи я имела несчастье спросить, «какую музыку он любит?». Собственно, его ответ и подтолкнул ко всем этим размышлениям. Ответ был такой: «Что радио в машине играет, то и слушаю. Я не успел ничего полюбить. В 18 лет, когда все слушали музыку, я уже работал».

По-моему, вышеописанный ассортимент крайностей и есть путь к настоящему успеху.

Оказывается уже можно говорить о мужчинах в возрасте 15-20 лет. И это песня.

Честно говоря, тут у меня просто нет слов. А у них есть. Я удивляюсь. А они ничему не удивляются. Их никому не удалось загрузить идеологией (новую еще не придумали), грудой обязательств (взрослые были слишком заняты) и чувством вины (для этого они совсем молодые). Посему степень их внутренней свободы иногда пугает. Кто-то о такой свободе и не мечтает, кто-то только мечтает, кому-то удалось выработать ее в себе, а для них – она естественное состояние. И еще: они уже действуют. Они наступают на пятки впередиидущим. Они знают, что нужно делать, чтобы много зарабатывать и хорошо жить. И в этом вопросе их мнение разниться со взглядами некоторых старших по возрасту и званию. Эти ребята как-то догадываются, что столько красть у государства, сколько можно было в 80-е и 90-е – уже не получится. А значит надо учится и работать, работать и учится. Как говорят наставники – «овладевать знаниями и навыками». И, представляете, некоторые из них даже учаться без всяких нажимов со стороны родителей. И многие даже работают. И не так, понарошку - папе помогают, а по-настоящему, совсем не по детски РАБОТАЮТ. И у них есть базовое для серьезных дел – чувство ответственности.

Странно было полагаться на 19-летнего мальчишку в серьезных рабочих вопросах. Но он как-то по-взрослому настоял. Потом звонил и перезванивал в точно назначенное время. Не откладывал встреч с заказчиком. Не ссылался на нерабочее настроение. Еще и имел наглость подбадривать меня заявлениями типа: «Да че ты боишься? Мы все учтем и все сделаем как надо». И так и сделал.

«Что за отстой ты слушаешь?» – спросил меня один 15-летний. «Как можно было довести свой компьютер до такого состояния?» – спросил другой. Я не знала, что ответить (размышляла «это хамство или степень свободы?»), но ответа от меня и не ждали. Мне дали кое-что послушать и исправили комп.