Человек, попавший под трамвай, выглядел нелепо и страшно. Весь переломанный и рваный, он лежал на животе, подплывая кровью и питьевым «Даниссимо», и глупо моргал живым глазом. Отрезанные чуть пониже колен ноги печально мокли в луже. Плащ человека был вымазан в грязи. На асфальте яркими кляксами застыли растерянные апельсины.
Собравшиеся жиденькой кучкой прохожие смеялись и показывали пальцами.
Им было весело оттого, что взрослый, приличный в общем-то мужчина с высшим образованием так запросто вот-вот превратится в мертвеца. Пьяные нарядные студенты фотографировали потерпевшего камерами мобильных. Важный художник в берете поспешно установил на тротуаре свой мольберт и взялся за кисти.
- Я здесь совершенно не виноват – пожал плечами водитель трамвая – лезет под колеса всякая шваль, портит имущество муниципальное, а мне еще и отдувайся.
- Свиньи! – тут же подхватила дворничиха с метлой – Только и могут, что гадить, а нам – убирай!

- Налицо грубое нарушение правил дорожного движения – сказал грустный милиционер-регулировщик – со всеми, гхм, вытекающими…

(тут он слегка потыкал носком ботинка вытекающие из разлезшегося живота кишки)
Зеваки возмущенно загалдели.
Искалеченный человек конвульсивно выгнулся, предъявив при этом толпе алую геометрию своих несбывшихся надежд, и беззвучно умер.
- На что только не идет несознательный элемент, чтобы уйти от ответственности – осуждающе покачал головой милиционер.
- Конечно! При такой власти разве будет порядок… – сказала какая-то бабушка, потрясая коммунистической газеткой.
Спустя пол часа явились грустные санитары. Они долго не могли собрать с земли богатый внутренний мир пострадавшего, наступали ботинками в липкую кровавость и смешно сталкивались лбами. Потом все-таки взвалили тулово на носилки и несколько минут спорили, кто возьмется спереди.

Из кармана разбухшего плаща сыпалась мелочь. Где-то в пиджаке тщетно музицировал мобильный. Когда труп был погружен в машину, скорая шумно завелась и неспешно вклинилась в автомобильную пробку.
- Сегодня интеллигент, значит – неодобрительно покачал головой первый санитар.
- Не переведутся никак, сучье племя – кивнул второй – живучи, как змеи.
- Ты себе, Прохор, копыта возьмешь?
- А что с него, глиста, еще брать, Михалыч?
- Ну, тогда я себе - окорока. Напишем, что ему ноги по пояс отхуярило.

* * *

Вечером в семье Прохора Овсянникова на ужин были зразы.
В кухне стоял сильный чад, пахло горелым маслом. Блестящая от жира сковорода кисла в раковине.
Наевшись мяса, Прохор курил и слушал новости по радиоприемнику. Телевизор в его квартире был давно и безнадежно сломан.
Заплаканная жена сидела рядом, уперев локти в стол, и размазывала по лицу слезы.
- Я не могу так больше, Прошенька! Ну сколько можно? Что же это творится такое! И главное, всем все равно… всем все равно… как будто в порядке вещей… мы что же, людоеды какие… а? Прошенька-а-а…
Овсянников скептически усмехнулся и выключил приемник.
- А все потому, что интеллигентиков сраных развели – сказал он, привлекая к себе жену – тварей мокрожопых!
- Когда же кончится все… ведь сил никаких нет… где же это видано такое… - зарыдала жена, мелко содрогаясь плечами.
- Ничего, Маргоша – вздохнул Прохор – скажи спасибо, что работа у меня правильная, мясо всегда в доме. Ведь дети у нас! Не голодать же! А так… авось и прорвемся.
И немного помолчав, добавил:
- А гниду эту мелкобуржуазную ты не жалей. Поделом получил. Из-за них ведь все, спекулянтов. Доигрались там у себя…
- Все равно не могу я так… не могу-у-у… эти ноги… каждый вечер мерзость…
- Тише, Маргоша. Петьку разбудишь.
- Не могу-у-у…
- Ну хватит уже, в самом деле! Кому легко? Не картошку же одну на завтрак, обед и ужин… Везде сокращения. Спасибо, что нам еще что-то платят!
Овсянников погладил жену по торчащим ребрам.
- Все будет хорошо.
Свет в квартире неожиданно мигнул и погас. Супруги ойкнули и засмеялись.
- Уже девять? Как быстро - удивилась Марго.
- Ну вот, и посуду помыть не успела – укоризненно вздохнул Прохор – не забывай, это тебе не две тысячи девятый. Теперь на час раньше отключают.
- Утром вымою – сказала Марго, целуя мужа – милый, ты у меня такой молодец!

© Франкенштейн