- Экзистенциализьм, твою мать! - прошипел Архипыч, грузно опускаясь на длинную лавку, тянущейся вдоль темной, пустой стены кругом закопченной горницы. - Развели тут, понимаешь, антимонию - православному человеку вина на веру не отпускать...

Архипыч с тяжким кряхтением согнулся и попытался стащить с правой ноги заскорузлый, сладко пахнувший навозом и зимней свежестью валенок. Валенок не поддавался. Корявые пальцы, закореневшие от крестьянской вековечной работы, никак не могли нащупать, ухватисто зацепить обрез голенища и плоско проскальзывали в пустоту.

- Машка! ? хрипло гаркнул он в сторону смутно белевшей слева от печки занавески, - Машка, еб твою... Уснула, блядва? Не видишь, хозяин с устатку пришел?

За занавеской завозились, послышались детские смешки, шлепок и приглушенное хныканье. Пятясь толстым, туго обтянутым рваной холстиной задом, показалась Машка, Марь Петровна, как ее уважительно называли деревенские бабы за то, что знала шепотки всякие от сглазу, порчи и вражьего привороту. Это была крепкая, плотно сбитая, не старая еще на вид солдатка, живущая при Архипыче по хозяйству и заодно управляющаяся по бабьему делу.

- Давай, Машка, порадуй батьку, чой-то в пояснице у меня заломило. С этими словами Архипыч расстегнул зипун и растакнул его полы по бокам своих толстых, одетых в видавшие виды ватные порты бедер.

Машка, подхватившись привычным движением, плюхнулась на распухшие колени и начала, тужась, стягивать валенки. Стянув один и отставив его под лавку, она принялась, стараясь дышать ртом и лишний раз не сморщиться, разматывать портянку. Архипыч нетерпеливо притоптывал еще обутой ногой и хрипло сопел со все нарастающим возбуждением.

- Давай живей, что ли! - прикрикнул он, но в голосе его уже не так страшно слышались грозовые, не сулящие обитателям избы ничего хорошего, нотки.

- Сщас, сщас, батьку! - пробормотала, не поднимая глаз, Машка и быстро скомкав, засунула размотанную наконец портянку в валенок.

- Куды ж ты суваешь, курва! Куды, я тя спрашиваю! А мне потом опять топором комки разбивать? - Архипыч отвесил бабе звучную затрещину. Закусив нижнюю губу, Машка послушно извлекла из валенка смятую портянку и, аккуратно разгладив, развесила ее вдоль голенища.

- То-то, стервь! - голос Архипыча вновь смягчился. - Давай, давай, истомился уж! Бог с ним, со вторым-та...

Женщина равнодушно подняла на хозяина желтоватое, опухшее от вечного избяного угара лицо и спросила неожиданно мелодичным грудным голосом: - Как обычно вам, Петр Архипыч, или по хранцузски?

- А пожалуй, седни по хранцузски и хорошо будет... Давненько не баловала старика, лягва! А ну-ка...

Машка сноровисто запустила руки под зипун и развязала державшие порты тесемки.

- Жопу приподыми-то, прошептала она. Архипыч с уже зажмуренными от предвкушения глазами чуть привстал на лавке и тут же грузно плюхнулся обратно. Но Машка уж успела приспустить ему штаны и ухватить в горсть вяло свисающие между волосатых ног дряблые мешочки, скупо подернутые седеющим волосом.

По горнице, заглушая привычные домашние запахи вчерашних щей, чисто вымытых полов и скотины, зимующей в дальнем огороженном углу, поплыл кисловатый запах старого мужского тела, запах нищеты и долгой, немытой зимы...

Приоткрыв щербатый, без пары передних зубов, рот, Машка со всхлипом втянула в себя сморщенный, черноватый в крайней плоти член. Архипыч крякнул и неожиданно погладил бабу по волосам, стянутым сзади немытой, давно не расплетавшейся косой. Машка втянула было голову в плечи, но тут же расслабилась и сильно, здорОво заработала языком.

Занавеска колыхнулась и сквозь образовавшуюся щелку блеснула пара быстрых глаз.

- А ну брысь, щенки, я вам! - задыхаясь, просипел Архипыч, но глаза не исчезли, а напротив, к ним добавилась еще одна пара и мелькнуло веснушчатое мальчишеское лицо. Ребятня отлично знала, что дед ни за что не встанет сейчас с лавки, а посмотреть было ужасть как интересно.

- Ладно, черт с вами, все на пользу пойдет, пожалуй, - подумал Архипыч и снова прикрыл набрякшие веки.

Машка, тем временем, постанывая от напряжения, гоняла очистившуюся кожицу губами и торкала головку со всех сторон языком. Член Архипыча, медленно набухая, вздымался все выше из спутавшихся мотней портков, заставляя женщину усиливать размах движений и все дальше отклонять голову. Рот Архипыча расслабленно покривился и из уголка его потянулась длинная ниточка желтоватой слюны... Она спускалась все ниже, пока не коснулась кончика Машкиного носа. Ее всю передернуло и Архипыч в такт клацнул зубами.

- Эх, баба, колесо, а не баба! - пробормотал он, сильно ухватив Машку за уши и мотая ее голову взад и вперед. - Ы-йех! - вдруг взвизгнул он, весь затрясся и, мелко запрыгав на лавке, выбросил в старательно причмокивающий рот вязкую струю спермы.

Машка судорожно глотнула и плавно выпустила из влажно поблескивающих губ тут же безвольно обмякший член. Занавеска схлопнула и за ней послышался приглушенный шепоток и сдавленное хихиканье. - Слава те, Ххосподи, теперя до завтрева не зачнет приставать, - вяло подумала Мария и принялась сноровисто стаскивать второй валенок.

- А я ему и толкую - вдруг проговорил Архипыч, будто продолжая давно начатый разговор - не имеешь ты своево права честному человеку не налить. Меня, почитай, вся деревня знат, а ты жид и дело твое жидовское. Ишь, взяли антимонию, православным на веру вина не давать.

С натугою оторвавшись от лавки, он подтянул спавшие было до колен портки и вышел в сени. До ветру.