На морозе пить можно бесконечно много, поэтому мы пили постоянно. Алкоголь не грел, он притуплял рецепторы, и нам казалось, что тепло.
Утром торговали в Губкине, я продал пару из двух левых ботинок, ещё и разных размеров такому же пьяному покупателю, и обнаружив сей факт, втюхал ещё одному алкашу по дешёвке вторую такую же пару и быстренько собрав баулы вернулся в Оскол на старый добрый «болгарский» рынок. Через час подтянулись остальные, сказали, что меня искали какие-то хмыри, хотели побить. А мне плевать, я уже далеко.

Встречу решили обмыть. Сеньор Помидор – двухметровый гигант с вечно красной рожей, за что и получил такую кличку, извлёк из сумки очередную литрушку спирта «Ройял». Из всего изобилия бодяги с красивыми этикетками это пойло ещё можно было пить. Чтобы перебить душок ацетона, разбавляли апельсиновым напитком местного разлива ядовито-оранжевого цвета.
Вздрогнули, заговорили по душам, иногда отвлекаясь на надоедливых покупателей. На второй бутылке Помидор пересчитал нас мутным взглядом и промычал:

- Кого-то не хватает. И уже давно.
- Проведём перекличку, - предложил я.

Перекличка ничего не дала. Все присутствовавшие были на месте, кого не хватало, так и не выяснили. Расстроившись, налили ещё по одной. Любая закуска на двадцатипятиградусном морозе промерзала насквозь, поэтому в основном занюхивали рукавами и курили.
- Шурик, а ну, угости блатными… - сказал Виталик, выбросив очередную пустую пачку сигарет.
А в ответ тишина.
- А где Шурик? – вопрос повис в морозном воздухе.
Где Шурик, никто не знал.
- Наверное, поссать пошёл.
- И примёрз.
- Может, менты загребли?
- Или спит в сугробе? – версий было много, но никто не рвался на поиски, поэтому в экспедицию отправился я. Шатало меня уже изрядно, глаза затуманивали пары спирта, но я ещё был в кондиции.

На проходе между рядами увидел рыночного мента.
- Привет, - говорю ему, тщетно пытаясь скрывать своё состояние. – А вы тут товарища не забирали.. ик.. Шурика… ушёл час назад… ик… или два… и с концами.
- Лысого такого? Из Харькова?
Киваю, потому что говорить сложно.
- В вытрезвителе.
- На фига?
- Да просто, пьяный был.
- Ясно, - делаю максимально трезвый вид и ретируюсь.
На совете племени, выпив ещё, решили идти отмазывать Шурика. Беру для верности с собой даму, Таньку, не менее косую, чем все остальные.
- С девушкой не тронут. – убеждают меня, и налив на удачу, отправляют нас в тыл врага.

Вытрезвитель в двух кварталах от рынка, уже темнеет, метёт снег, рожу щиплет мороз, но мы усердно пробираемся сквозь непогоду и выходим к двухэтажному скромному домику с двумя чахлыми ёлками у входа и с гербом на вывеске. Не раздумывая, открываем дверь и входим внутрь.
На морозе можно пить бесконечно много, но стоит попасть в тепло, алкоголь в крови моментально закипает, бродит, забивает все поры, проникает в каждую клеточку мозга, и ещё минуту назад более-менее трезвый человек превращается в полное говно.
В приёмной сидит симпатичная женщина в белоснежном халате. Кафель, стерильность, обстановка напоминает морг.
«Сдаваться пришли. Сами » - неотвязно душит мысль.
- А нам нуууужн грждннн дваыпроко. – пытается сложить звуки в слова Таня. Я смотрю на неё с ужасом. Она еле стоит на ногах. Взгляд блуждает, губы напряжённо выговаривают абракадабру.
Писец. Беру инициативу. Сам чувствую, что долго не протяну, но пока ещё держусь.
- Давыденко у вас? – спрашиваю.
Тётка совершенно не обращает внимания на то, что мы вафли.
- Сейчас посмотрю, кажется был.- листает журнал. – Александр Давыденко? Есть такой.
- Амжнно егооо збрть, - предательски бормочет Танька.
- А можно его забрать? – перевожу.
Заходят два мента, недолго рассматривают нас. Вот и всё. Но нет, они скрываются за дверью, ничего не говоря.
- Сейчас посмотрю. – опять смотрит записи. - Нет, только через два часа. Положено, чтобы человек пробыл у нас не менее четырёх часов.
- Нупжлстттааа, - хочется врезать Таньке, чтобы не тратила сил на разговоры, а просто пыталась стоять на ногах.
- Хорошо, мы зайдём, только можно у него ключи забрать?
Голова кружится, пол под ногами штормит, из последних сил держу себя в руках.
- Давыденко, - кричит куда-то в тёмный проём коридора тётка.
Шурик появляется через несколько минут, трезвый как скотина. Совсем трезвый. С радостью замечает нас, потом видит наше состояние и тихо хренет. Он думает, что нас тоже загребли и теперь ему будет не так скучно. Но я говорю ему:
- Ключи, быстрее.
- У меня их отобрали.
Тётка роется где-то на полке и протягивает нам ключи от гостиничного номера.

Хватаю ключи, хватаю Таньку и вырываюсь на улицу в целебную и живительную зиму. На полусогнутых отходим метров на пятьдесят от вытрезвителя и Танька, полностью изнеможенная, падает в сугроб. Я пытаюсь поставить её на ноги, но сам падаю рядом. Тошнота нарастает и меня рвёт прямо на белоснежные простыни февраля. Рвёт оранжевым.
«Капец, желчь пошла» - меня охватывает ужас, я представляю, как из моего рта рвотными толчками выливается растворённая в спирте печень. Пахнет желудочным соком и апельсинами. Меня отпускает, я вспоминаю, чем мы разбавляли спирт. Слава богу, ещё поживу, ещё побухаю.
- Таня, вставай, - растираю ей снегом лицо. Она матерится, но приходит в себя.
Мимо проходит патруль, не обращая на нас никакого внимания, так как мы уже на ногах и стоим в обнимку, ибо поодиночке нам не выстоять. Сладкая парочка.
Немного придя в себя, идём в магазин, покупаем два пузыря, ножки Буша, у которых были чёрные кости и мясо пахло химией, но в то время это был деликатес. Иноземные продукты, ёпт, и готовилось пять минут, а не два часа, как наши патриотические синие птицы. Покупаем ещё что-то на закусь, смотрим на часы – можно уже идти за Шуриком.
Его выпускают с почётом, он гордо платит штраф и за услуги вытрезвителя и мы выходим на улицу. За углом Шурик откручивает башку бутылке и мы тут же выпиваем её с горла на троих.
- Я столько был трезвым, - жалуется Шурик, - такой шок для организма. Ну, что, продолжим наш банкет?

И мы направляемся в гостиницу, чтобы опять упиться и уснуть на жутких койках с рыжими матрасами и таким же рыжим бельём. А утром встретить новый день, новые ощущения и новые напитки.

© goos