Доктор К. (Кафка с его депрессивной философией тут совершенно ни при чем, в этом вы сейчас убедитесь), так вот, Доктор К. – фигура в нашем богоспасаемом заведении легендарная. По целому ряду причин, первейшая из которых – полное несоответствие между образом, связанным в сознании всякого чеха с понятием Доктор, и собственно, Доктором К. Дело в том, что чехи – народ довольно консервативный, особенно в том, что касается амплуа и паттернов человеческого поведения. Так, всякий доктор должен быть серьезен, смотреть строго, ходить степенно, говорить неспешно. Быть серьезной девой или дамой в очках тоже можно, но уже немного подозрительно. Это плата за то уважение, которое немедленно появляется в голосе собеседника, когда он узнает, что вы – МУДр – так сокращается здесь еще со средневековья титул MD. И до тех пор, пока вы остаетесь со своим визави на Вы, вас будут называть не иначе, как пан Доктор (опционально - пани Докторка), равно как будут указывать титул в любом документе, даже не имеющем ни малейшего отношения к врачебной деятельности (ну, например, на водительских правах или в налоговой декларации или на пропуске в бассейн). Но дело не в этом, а в том, что Доктор К. – легенда.

Он худ, высок, растрепан, раздолбаист и гиперадекватен. Он терпеть не может большую часть человечества, а к остальной части относится снисходительно. Его обожают больные и медсестры, и глухо ненавидит руководство. На все это Доктору К. решительно плевать.
И поскольку было бы жаль не рассказать миру об этом человеке, здесь - много букв, сложенных в несколько историй о Докторе К., которые медленно, но верно превращаются в легенды...

***

Однажды Доктор К поехал в Японию осваивать цитометры. На тот момент в Чехии не было ни единого цитометра, специалистов, соответственно, тоже не очень-то было, так что руководство больницы решило потратиться и на приобретение супермашины, и на воспитание суперпрофессионала.

Доктор К приехал в токийскую лабораторию, его спросили на малопонятном английском: «Вы к нам на цитометр?» «Да,» - сказал он, не вдаваясь в подробности. Его привели к цитометру и оставили один на один с этим монстром. Полагая, что педагогические приемы со времен самураев не претерпели здесь больших перемен, и таким образом его испытывают на прочность, Доктор К. взял инструкцию, сел в уголок и за три часа эту инструкцию одолел – благо, английский перевод к ней был. После он отважился включить машину. И погрузился. Погрузился настолько глубоко, что и в первый, и во второй день, и через неделю японские коллеги вытаскивали его из-за монитора далеко заполночь. Установилось даже своеобразное дежурство – «по цитометр-сану» - кто последним уходит, тот его и сковыривает со стула. Если утром Доктора К находили у монитора, тому, кто вчера уходил последним, здорово доставалось. С каждым днем цитометр становился все роднее доктору К, все понятнее ему, и, поскольку человек он энергичный, то со временем – там померял, тут померял - Доктор К завязал на себя половину проектов и стал всеобщим любимцем. И только одно его иногда удивляло - как искусно его коллеги скрывают, что разбираются в цитометрии лучше него. Ну правда, ведь обучили его работать ни разу не дав императивных указаний, не отпустив ядовитого замечания по поводу его детских ошибок в первые дни. Вот это выдержка! - дивился Доктор К и всеми силами старался заплатить услугой за услугу, придумывая проекты и расширяя свои возможности как цитометриста до необходимых лаборатории высот.
А однажды дверь распахнулась, и на пороге оказался пышущий здоровьем и благодушием немец: «Я из компании Н. Пардон за задержку – нас очень мало, специалистов такого класса по цитометрам, и все расписано на недели вперед, - скромно объяснил он, - Я приехал настраивать цитометр, а заодно и чешского коллегу всему научить, как говорится, с нуля. Где тут у вас машина? Сейчас мы ее подключим, и немедленно за работу.» И застыл, глядя в затылок Доктору К, который в тот момент, деликатно матерясь по–чешски, как раз настраивал очередной заковыристый тэмплейт, и ни сном ни духом, что его наконец-то пришли чему-то обучать. Машина, с открытой передней стенкой (Доктору К. пришлось немного покопаться в лазерах), умиротворенно гудела и меряла, меряла, меряла...
Еще больше изумились японцы, которые честно полагали, что Доктор К и есть тот давно обещанный фирмой специалист, который наконец-то приехал и наконец-то настроил полгода дожидавшийся работы цитометр. После недолгих объяснений, Доктору К. предложили работу в японской лаборатории – на полную ставку, и в немецкой фирме представителем по Чехии на полставки. От первого предложения Доктор К. вежливо отказался, второе принял, и долгое время Доктор К был единственныи своим собственным клиентом, потому что единственный в Чехии цитометр, который он, как представитель фирмы-поставщика должен был технически обслуживать, стоял в его лаборатории.

***

Японию Доктор К успел посмотреть в последний месяц своего там пребывания – когда обучил работать на цитометре всю лабораторию. Он просто однажды купил билет на поезд, и отправился путешествовать по стране. Вернулся только к самолету, который должен был унести его в большой мир и в маленькую Прагу. Он никому и никогда не рассказывал подробностей об этой поездке, но медсестры говорят, что иногда во сне Доктор К бормочет что-то по-японски и улыбается. Бодрствующий Доктор К знание японского отрицает.

***

Доктор К очень любит Шекспира. Читать вслух. Громко. Во время работы. Он делает это не со зла, а просто когда сосредоточивается , какая-то часть его оперативной памяти переключается на трянсляцию высокой литературы. То есть Холмс и Эйнштейн на скрипке играли, чтобы лучше думалось, а тут – прочувствованные монологи на языке оригинала. И все знают: если Гамлет – значит, что-то получается, если Лир – значит, есть несколько вариантов решения задачи, и доктор К не может выбрать, с чего начать, ну а уж если Макбет, стало быть, дело швах, и сидеть всей лаборатории в неурочное время, дожидаясь, когда зазвучит Гамлет.
Однажды новенькая и неопытная лаборантка очень вежливо попросила: «Доктор, не обижайтесь, пожалуйста, но нельзя ли потише? Или вообще не читать, а то сосредоточиться очень сложно...» и посмотрела виновато. Доктор К замолчал на полуслове. Молча встал, молча выключил компьютер. Молча ушел в свой кабинет. Заперся там и три дня никуда не выходил. Учитывая, что в его кабинете стоял единственный в отделении холодильник, предназначенный для продуктов, принесенных персоналом, а дурной аппетит никогда не был недостатком доктора К, можно себе представить, какие потери понесло отделение из-за Шекспира. На четвертый день Доктор К вышел из кабинета с листками, на которых была головокружительная статистика для новой статьи. «Это я между делом посчитал», – небрежно бросая на стол листки, пояснил Доктор К Самые опытные насторожились, ибо Доктор К ничего не говорит просто так, а стало быть, насущный вопрос: что это за дело, меж которым? И ответ, ужасный по своей красоте и величию, не заставил себя ждать. Доктор К подошел к той самой новенькой лаборантке, склонившейся над пробирками, и стал с выражением читать выученного за три дня Отелло. С самого начала. Истерика приключилась с девушкой на двадцатой минуте.
Доктор К потом делал невиннное лицо и фальшиво удивлялся: «Так ей что, весь Шекспир не нравится? Я-то думал, она мой репертуар не одобряет, а она, оказывается, вообще - курица...»

***

Доктор К долго не мог выбрать между практической медициной и лабораторным трудом, его рвали на части, предлагая работать и там, и здесь, и еще в пяти местах. От этого с Доктором К сделалась депрессия, и он вообще решил уйти из медицины. Свое увольнение он сопроводил словами: «Пойду работать столяром, как отец! Там все просто и ясно. Буду столы и стулья делать.» Через три месяца он вернулся со словами: «В столярном деле быстро понимаешь: когда есть два стула, на которые можно сесть, какого хрена тогда садиться на пол?!» И стал работать на двух работах - в клинике и в лаборатории.

***

И еще о стульях. Однажды в лабораторию завезли новую мебель – роскошные стулья, на колесиках, с удобными спинками и суперэргономичными сидениями. Доктор К был очарован. Он немедленно уволок один стул к себе. Однако, в его отсутствие стул увели обратно в лабораторию, а доктору К поставили простой, канцелярский. Так повторялось несколько раз. Причем учитывая, что Доктор К в лабораторию приходил довольно поздно – он, как все приличные люди, сова – неудивительно, что нового стула ему не доставалось почти никогда, а понять, кто его обкрадывает – дерзкий одиночка или целая банда заговорщиков, не представлялось ни малейшей возможности, ибо стульев было несколько и они были неотличимы друг от друга. Доктор К попробовал вежливые угрозы и просьбы. А когда это не помогло, он заказал жестяную табличку с надписью «Доктор К» и ночью приколотил ее к одному из стульев. Утром, энергично перебирая ногами, он выкатился на этом стуле в коридор, лихо развернулся на сто восемдесят градусов, демонстрируя всем стульное тавро, громко объяснил, что будет с тем, кто не то что грязными руками, но грязными мыслишками своими покусится на данный конкретный предмет мебели, и так же проворно перебирая ногами, с грохотом укатился к себе в кабинет.

***

Однажды Доктор К повел юную медсестру, за которой ухаживал вот уже почти неделю, в зоопарк. Кстати, пражский зоопарк, говорят, очень хорош и для прогулок приятен в любое время года – не сочтите за рекламу. Так вот, Доктор К. встретил свою даму у ворот зоопарка, подарил ей огромный букет ромашек, и они, трогательно держась за руки, двинулись в тенистые аллеи. На каком-то этапе вполне идиллической прогулки девушке потребовалось припудрить носик, и она упорхнула, взяв с Доктора К обещание никуда не уходить, и оставив ему на попечение ромашковый букет. Вернувшись, и не найдя своего кавалера на условленной скамейке, девушка бросилась на поиски. Страшные картины рисовались в ее воображении: то виделось, как на Доктора К налетает стая вырвавшихся из вольера гиен и рвет его в кровавые клочья, то мерещилось ей, что длинноногая, хищно накрашенная блондинка, уводит Доктора К за собой в неведомые дали, небрежно прихватив его галстук острыми, наманикюренными пальчиками. Понятно, что именно второе видение представлялось наиболее трагичным, и заставляло слезы неподдельного горя катиться по щекам несостоявшейся джульетты. На звонки Доктор К не отвечал. И вот, когда, потратив полчаса на тщетные поиски, девушка совсем было решила идти в полицейский участок и заявлять о пропаже, ее кавалер нашелся. Он стоял у вольера с жирафами и методично, с выражением абсолютного блаженства на лице, скармливал им букет, который поклялся хранить ценой собственной жизни. Вобщем-то от букета уже мало что осталось, и Доктор К весьма обрадовался, увидев свою спутницу: «О, а ты вовремя! – воскликнул он, - давай-ка, вот тебе сто крон, сбегай до выхода, там справа старушка стоит, ромашки продает, купи букет побольше, видишь, какие они, красавцы, голодные!» - и он с удовольсивем похлопал по макушке потянувшегося за последней недожеванной ромашкой жирафа. От смерти Доктора К. спасло только то, что девушка тоже любила жирафов. И немного больше, чем жирафов – самого Доктора К.

***

Доктор К однажды раскрутил микроскоп, вставил в окуляр мушку дрозофиллу и закрутил его обратно. «Три бутылки пива тому, что догадается, что это, не разбирая микроскопа!» - заявил он. Все по десять раз на дню ходили посмотреть на уродливое, непонятное пятно в микроскопе, работа почти остановилась. «Буква из газеты?» «Обломок чего-нибудь?» «Плесень?» «Хлебная крошка?» сыпались догадки. «Эх вы, генетики!» - смеялся Доктор К, допивая пиво.

***

Доктор К очень любит холодное оружие. Он практически никогда не выходит из дома, не имея под курткой пары очень хороших охотничьих кинжалов. Ну, и любимый, подаренный друзьями скин-ду, разумеется, всегда при нем. На работе под халатом он их тоже носит. Он чинит ими карандаши, режет колбасу и, когда напивается, мечет их в яблоко, пририсованное к голове Мечникова, чей портрет висит справа от лабораторной двери. Хотя вообще-то Доктор К совершенно неопасен, однажды таки вышло недоразумение. В отделении терапии оказалась очень капризная пациентка, из той породы, что вечно недовольны не лечением, так едой, не едой, так соседями по палате, не соседями по палате, так обстановкой на Ближнем Востоке. Да ладно бы просто недовольны, но они же, попадая в больницу, начинают предъявлять врачам претензии по всем пунктам, включая Ближний Восток, и требуя немедленного решения всех перечисленных проблем. Причем такие пациенты – как чума, либо вся палата по их примеру начинает требовать и жаловаться, либо – если люди подобрались интеллигентные – вся палата от такого пациента начинает чахнуть, выздоравливающие тяжелеют, тяжелые молят о переводе в интенсивную терапию, а врачи прикидывают, как бы поскорее и побезболезненней избавиться от этого ноющего или скандалящего (по обстоятельствам) «дара небес».
Вот ровно такая пациентка досталась коллеге Доктора К, а коллега возьми да и укати через какое-то время на симпозиум. Доктор К – хороший товарищ и примерный соратник - принимает ведение палат и ранним утром Н-ного числа отправляется с сэром гражданином Мерлином с двумя ординаторами и двумя интернами на обход. Все красиво и мирно, Доктор К немедленно завоевывает симпатии всего отделения, дамы чуть за сорок, страдающие метаболическим синдромом и тайными надеждами, выстраиваются в очередь на измерение давления. Смех, шутки, ненавязчивое кокетство, строгий, но очаровательно любезный Доктор К... Словом, светский раут, венский бал, феерия, а не обычный утренний осмотр!
И тут Доктор К подходит к кровати, на которой томно возлежит пациентка-чума.
«Доктор, - говорит она, - мне сегодня признился дурной сон!» и далее на Доктора К выливается поток информации в стиле мне здесь вообще часто снятся плохие сны, потому что медсестры некомпетентны, и забывают давать мне снотворное или дают полтаблетки вместо целой – понятно, воруют. А еда отвратительна, и кто-то украл мой творог из холодильника, а сосед справа храпит, а кровать нестерпимо скрипит, потому что вот здесь вот, - выразительно дрожащая рука указывает куда-то на спинку кровати, - отвинтился винтик, и я больно оцарапала о него ногу, и все мучаюсь, мучаюсь от этого нестерпимого скрипа... Доктор К, заинтересовавшись винтиком, подходит ближе, и щурится, пытаясь рассмотреть поломку. При этом рутинные расспросы не прекращаются ни на минуту: «Головокружения не беспокоят? Голова не болела?» рассеянно спрашивает Доктор К, придвигаясь все ближе и уже понимая, в чем проблема с кроватью. «Нет, пан Доктор, не беспокоят, - с каким-то даже сожалением говорит пациентка, но тут же коварно усмехается, - но вот ухо. Очень болит ухо, так, знаете, стреляет, это ж ясно, что от этих ваших тут сквозняков, у меня обострился хронический отит, и теперь опять придется сажать почки антибиотиками...» «Ну, не расстраивайтесь, - с отсутствующим видом говорит Доктор К, - я понял в чем проблема, сейчас мы все поправим, - и он, лезет в карман медицинского костюма, извлекает из чехла нож и делает движение в сторону зловредного винтика, который собирается оным ножом за неимением отвертки вкрутить на место. На визг пациентки не только сбежалось все отделение, но и еще три этажа – сверху и снизу. Ввалившиеся в палату люди обнаружили дрожащую, всхлипывающую пациентку с ногами сидящей на подоконнике, вцепившись всеми конечностями в занавески. (Из ее бессвязного бреда можно было разобрать только «изверги», «совести нет», «ухо» и «Ван-Гог».) Вокруг пациентки - перепуганных ординаторов и интернов, которые посулами, уговорами и увещеваниями пытались сманить ее вниз. И, наконец, Доктора К, который с увлечением вкручивал в кровать скрипящий шуруп.

***

Однажды Доктору К надоело искать смысл жизни и он женился. А через год сказал: «Если выбирать между вечным поиском смысла жизни и полным отсутствием смысла, я – за первое.» И вернулся в неженатое состояние.

Еще однажды Доктор К. сказал: "Брак я представляю себе планетой в атласе по астрономии, и поперек это планеты написано: "Там жизни нет!"

***

Однажды Доктор К заставил своих студентов-докторантов заново открывать, измерять и описывать все клетки крови, запретив им пользоваться любыми справочными материалами, перекрыв доступ в интернет и выдав каждому по микроскопу и стеклышку с мазком. Потом пришла очередь описания стадий мейоза и митоза. Причем студенты должны были сами выбрать себе модель для исследования и отследить все стадии.
«Так ни одного открытия не сделаешь, если все будешь из ПабМеда узнавать,» - говорил довольный Доктор К.

***

Однажды из отделения психиатрии ушел погулять пациент. Он был почти не буйный, просто одержим идеей мирового зла. То есть, как только ему что-то не нравилось, он начинал обвинять в кознях некое «мировое зло», и нередко уличать собеседника в том, что он и есть это самое зло во плоти. Но ничего дурного не делал, только шумел громко и сыпал оскорблениями. И вот этот недосмотренный пациент в состоянии недокомпенсации заплутал, потерялся, забрел в лабораторный отсек, и наткнулся на завотделением иммунологии. Зав. как-то неправильно себя повел – то ли полой халата задел этого путешественника, то ли сказал что-то громко в мобильник, и пациент «включился». Он вопил, что зав. придумал чудовищный, коварный заговор, что он хочет уничтожить всю интеллектуальную элиту планеты, начиная, разумеется, с самого «обличителя» и прочее, прочее, прочее. Когда обвинительная речь достигла кульминации, пациент возопил: «Вы – мировое зло!!!», тыкая пальцем в совершенно растерявшегося иммунолога, который вжался в стенку и прикрыл глаза. И тут из своего кабинета на именном стуле, грохоча, выкатился злой, как тысяча чертей Доктор К, который страшно не любит, когда его прерывают во время работы. «А ну повтори, что ты сказал?!» заорал Доктор К «Он – проклятое мировое зло, я все про него знаю!!!» завопил пациент еще больше заводясь. «Тут одно мировое зло - я!!! - еще громче заорал Доктор К и вскочив со стула, с криком «Бууу!» запрыгнул на близстоящий стол.
Потом, конечно, во всем разобрались. Психиатры, пришедшие с извинениями, уводили извлеченного общими усилиями из-под стола задумчивого пациента, который больше не говорил ни слова. Доктор К к тому времени, как пациента сдали психиатрам, уже давно погрузился назад в прерванный эксперимент. А значительно позже мы узнали через одну медсестру из отделения психиатрии, что история имела продолжение: пациент практически вылечился. То есть скандалы и буйное поведение прекратились в принципе, а когда лечащий врач спросил страдальца, не считает ли тот его, своего лечащего врача, эмиссаром мирового зла, пациент оглянулся, жестом попросил врача наклониться поближе и прошептал ему: «Доктор, на свете есть одно мировое зло – оно живет здесь, в больнице, на четвертом этаже (все верно, там у нас лаборатории - прим. автора), - и добавил с довольной улыбкой, - и оно больше на меня не сердится...» Его родственники – владельцы небольшого мясного магазина - еще несколько лет приносили психиатрам к Рождеству корзинку деликатессов – копченостей и колбас - в благодарность за излечение родственника.